Иван мчится на отчаянной скорости, словно проваливаясь в бездонную пустоту. Для ориентации на местности у него нет ни компаса, ни каких-либо других приборов - только глубокое чутье, инстинктивное понимание тончайших различий в оттенках снега и льда. Его бесценная машина ГАЗ, наследие советской системы, тянет за собой наши примитивные деревянные сани.

Болду, моему помощнику из Монголии, Марии, переводчице из Якутска, и мне самой придется оставаться приклеенными к своим сиденьям в течение семи утомительно долгих часов.

Солнце стоит над горизонтом. Наши сани летят сквозь пустоту, и я отдаю себя во власть этого удивительного, таинственного мира. Белая земля - умопомрачительное зрелище. От этого чувствуешь себя будто родившейся заново. Новизна происходящего и потрясающий ландшафт с безграничными далями и почти сюрреалистическими цветами вызывают ни с чем не сравнимый душевный подъем.

Однако уже часа через два после нашего отъезда из Юрюнг-Хаи мой энтузиазм начинает угасать. Вместо него появляется предчувствие угрозы, сразу же меняющее настроение. Замечаю, как немеют пальцы ног. С этого момента все усилия концен­трируются на том, чтобы не обмо­розиться, и я стараюсь постоянно шевелить пальцами. Но до лагеря Ивана еще пять часов пути, а моя воля так слаба... То и дело ловлю себя на желании перестать сопротивляться - а там будь что будет.

Внезапно Иван останавливается и предлагает нам походить вокруг саней, чтобы избежать обморожения. Нужно двигаться, но потеть нельзя: это еще опаснее. На нас неопреновые маски, большие солнцезащитные очки и меховая обувь. У Ивана же лицо открыто - его холод как будто не беспокоит. Он  двигается ловко и проворно - кажется, что одежда совсем не стесняет его движений. Такие регулярные короткие разминки помогают нам хоть как-то разогревать немеющие конечности. Через несколько часов добираемся наконец до лагеря, в котором живет семья Ивана...